Платонов
Василий Исакович

Любовью смерть поправ

В селах Поповка и Николашкино Бавлинского района - легкая суматоха. В семье Платоновых и Соколовых готовятся к поездке в Германию. Римма, а вместе с ней родные сестры - Люся и Лиля, собираются в гости.

- У нас в Германии объявилась родственница - сводная сестра, - поясняют молодые женщины.

...Началось все с фотографии, напечатанной в одной из центральных газет несколько месяцев назад.

"Вот уже больше полувека я мечтаю найти своего отца - советского офицера Василия Платонова, - говорилось в письме под фотографией военного. - Он познакомился с моей матерью Кристой Вольф в послевоенной Германии. Я не знаю ни его отчества, ни даты рождения. Кажется, он жил где-то недалеко от Москвы. Может, кто из сослуживцев, соседей, родных узнает, вспомнит моего отца? Кроме фотокарточки военных лет, у меня нет больше ничего. Вы моя последняя надежда. Госпожа Кеплер. Германия".

Газета попала в руки Анатолия Платонова из села Николашкино Бавлинского района, работающего председателем Совета местного самоуправления. Офицер с коротко подстриженными волосами, чуть раскосыми глазами, запечатленный на фотографии, показался знакомым, и он показал газету отцу - Евгению Платонову.

- Дык это же наш Василий! Брательник мой, - зацокал языком Евгений Исакович. С ним согласилась и жена - Галина Павловна.

Собрались селяне, родственники. Вновь и вновь брали они, передавая из рук в руки, газету, где изображен их земляк в гимнастерке, с боевыми наградами на груди. Все признали в нем Василия Исаковича Платонова. И никто не осуждал, что у их земляка на стороне оказались вторая жена и дочь. Наоборот, стали восторженно рассуждать о необычном "заграничном романе".

- Я догадывался об этой любви, - многозначительно улыбнулся обычно молчаливый Евгений Исакович.

...Василию не спалось. Тишина мешала уснуть солдату, привыкшему за четыре года войны к оглушительным взрывам снарядов, треску пулеметов и винтовок, вою самолетов и хлопкам зениток. Здесь, в небольшом немецком городке Чопау, где остановилась воинская часть, было, как в родном Николашкине, тихо и спокойно. Даже петухи пели по утрам, где-то хрюкала свинья.

Сколько товарищей похоронил он в братских могилах, пока отступал от Киева до Сталинграда и прорывался обратно с ожесточенными боями, цепляясь за каждый отвоеванный клочок советской, а потом и чужой земли. И так до самого Берлина. Ему все ж повезло: остался жив, даже не ранен. В жестоких схватках, заменяя в боях погибших командиров, он из рядового бойца вырос до старшего лейтенанта.

После войны роту Василия в составе стрелкового полка оставили в этом немецком городке навести порядок, а заодно восстановить разбомбленный танковый завод, организовать на нем производство тракторов.

На постой советских солдат разместили в ближайших к комендатуре особнячках, как на картинке ровно выстроенных вдоль улиц и огороженных цветастыми заборами с певучими калитками.

- Для них будто и войны не было, - недовольно бурчал Платонов.

Интендант разместил старшего лейтенанта в доме фрау Вольф. Сорокалетняя вдова, полногрудая, с золотистыми локонами, избегала на первых порах встречаться взглядами с постояльцем, боясь выдать свой страх и ненависть к русским, в войне с которыми погиб ее муж.

Зато семнадцатилетняя дочь смотрела на Василия с нескрываемым любопытством. Она, похоже, не считала офицера за врага.

Вечером старлей попал впросак перед девушкой. Она постучалась и вошла с расписной фаянсовой чашей и кувшином. Василий взял посудину с водой, добросовестно выпил ее почти всю, обтер рукавом рот и широко улыбнулся. Ему так хотелось понравиться девушке. А она почему-то звонко расхохоталась и убежала.

Только через несколько дней, когда Василий стал немного "шпрехать" по-немецки, а она начала робко выговаривать по слогам русские слова, выяснилась его ошибка. Кувшин с водой, оказывается, подавался для того, чтобы помыть руки и освежить лицо перед ужином. У них, немцев, так заведено.

Василий, хоть и вырос в глухой деревне, объяснил юной немке, что у них для этого на кухне над большим лоханом висел чугунный умывальник.

А девушку с завораживающими глазами звали чудно - Криста. Чуть ли не Христос.

- Повезло тебе, Платонов! Живешь, как в малиннике, - с двумя женщинами под боком, а глаза почему-то грустные, - подтрунивали над ним сослуживцы.

Было от чего загрустить: он с первого взгляда влюбился в девушку. В кого! В дочь врага! С ее отцом, может, насмерть бился на одном фронте.

И она увлеклась им до беспамятства, причиняя Василию и радость, и душевные страдания одновременно. С одной стороны, он, толком не зная немецкого языка, не мог объяснить девушке, что он женат, что у него на родине растет дочь. С другой стороны, Василий не мог решиться написать письмо жене Дарье, объяснить, что он "пал в омут" - безумно влюбился, хочет с ней развестись и жениться на этой девушке.

Да на бумаге разве объяснишь, что она, эта девушка-немка, для него стала дороже всего на свете. Такого сильного чувства он не испытывал никогда прежде за всю свою двадцатишестилетнюю жизнь...

И вдруг все разом оборвалось. Как-то вызвал его командир части в штаб.

- Платонов, тебе надо срочно уехать на родину!

- Почему это? - Василий не поверил ушам.

- Разборку завода завершили. Нас всех ждет мирная жизнь, - командир что-то не договаривал.

- Да мне нельзя... - замялся старший лейтенант.

- Амуры крутишь с хозяйкой! Может, жениться вздумал?

- Да, я увезу ее.

- Даже не смей думать. Особист полка уже готовит на тебя "телегу". За связи с иностранкой знаешь, сколько светит в лагере? Словом, эшелон в Союз уходит утром. Вот тебе проездные!

Дома Криста, услышав от Василия об отъезде, горько расплакалась. Ее можно было понять: до рождения ребенка, по их подсчетам, оставалось несколько недель.

- Я съезжу, получу развод с Дашей и приеду, - успокаивал он ее как мог.

- Нет! Найн! Лублу! - рыдала та безутешно.

- Я вернусь, верь мне! Если ребенок родится без меня, назови Катюшей. По мне лучше бы мальчик, тогда назовем Колей. Пойдет?

На прощание он подарил ей, сняв со своей шеи, серебряный медальон в форме сердечка, оставил фотокарточку, снятую в Германии. Их молодые души не сдавались, наивно верили в скорую встречу.

В родной Бугульме Платонова охладили быстро.

- Тебе что, бравому офицеру, жить надоело! - орал на него майор НКВД. - Тебя же посадят. Навсегда! Лишат званий и наград. Не себя, так семью пожалей. Жену - в лагерь, ребенка - в детдом. Ты этого хочешь?

- Я люблю ее.

- Забудь навеки! Как можно любить врага? Они же к нам пришли с войной! Это же предательство! Понимаешь ты это, бестолочь?

- Могу я выехать в Германию?

- Запрещено!

Он не хотел верить. Поехал добиваться правды в Казань, доехал до Москвы. Везде ему дружески советовали забыть "антисоветскую затею".

- Не угомонишься - упрячем! - недвусмысленно сказал полковник в Москве.

Время не такие раны лечит. Платонов вернулся в свое село. Замирился с законной женой, от тоски по Кристе стараясь забыться в работе. Вскоре его, офицера запаса, односельчане избрали председателем колхоза.

Дарья поначалу чувствовала себя оскорбленной, молча страдала, но старалась не показывать виду. Со временем обида ее поутихла, промолчала она даже тогда, когда муж пристроил в раме, рядом с другими, фотографию своей немецкой зазнобы.

Через шесть лет после войны у них родилась вторая дочь - Клава. Совсем, стало быть, наладилась у Василия с Дарьей семейная жизнь. Да только вскоре заболел он и тихо умер в 1965-м. Было ему от роду сорок шесть лет...

Перед похоронами сняли с руки покойного золотое кольцо. Оно, как поняли родные, оказалось обручальным. Изнутри было выгравировано: "Криста Вольф. 3 августа 1946 г.". Это был день их помолвки.

А в сентябре того же сорок шестого родилась дочь Кристы Вольф и Василия Платонова. Криста, помня просьбу возлюбленного, назвала ее Катюшей. Но в послевоенной Германии так называться было небезопасно: слишком популярна была советская песня про Катюшу. Тогда она стала Ингой.

...Это случилось в июле прошлого года, как раз перед сенокосом. В селе Николашкино объявились две иностранки. Из райцентра их привезли на машине прямо в сельсовет.

- Инга Кеплер-Платонова, - представилась дама с рыжей шевелюрой.

- Анатолий Платонов, - протянул руку председатель местного совета.

И что тут началось! Сбежалось все село. Вот она, сводная сестра Платоновых!

"Такая же рыженькая, ну вылитый Василий", - судачили селяне.

Вторая немка оказалась переводчицей. Правда, ее услуги и не понадобились, Инга сама хорошо говорит по-русски. Оказывается, с раннего детства, узнав, что ее отец был из России, она изучала русский язык.

Сначала народ дружной толпой двинулся на кладбище. Там в тиши покоился Василий Платонов. Инга подошла к могиле, обняла крест, что-то сказала по-немецки и всплакнула.

- Я сказала: "Папа, мой дорогой! Я столько лет искала тебя и вот наконец нашла", - перевела Инга селянам.

Потом дорогих гостей угощали самыми изысканными удмуртскими блюдами, ведь в Николашкине живут удмурты. В первую очередь преподнесли "мульы", что переводится как "хлебный орех". Ешь - и во рту тает. Угощали блинами, пельменями, запивали медовухой - Платоновы знатные пчеловоды.

Захмелели чуток - запели. Инга первой затянула любимую песню отца - "Катюшу".

Потом по ее же почину хором исполнили "Широка страна моя родная", "Москва моя". Вечером в клубе для немецкой родственницы устроили концерт. Местный самодеятельный ансамбль "Жардон" (то есть "Заря") исполнил удмуртские песни "Шурмы" ("Речка моя"), "Угор гуртмы" ("Наше село").

Заместитель главы района Миннифоат Хасиятуллин вручил гостье самовар.

- Я поставлю его дома на самое почетное место, - обрадовалась Инга.

На другой день сходили на речку Булак. Здесь, на притоке Ика, Василий Исакович любил ловить карпов и карасей. Немки восхищались природой, селом, расположенным на самом краю Татарстана, на границе с Башкирией, Самарской и Оренбургской областями.

- В Германии нам говорили, что в России страшная беднота и грязь, а у вас асфальт в деревне, и вы не голодаете вовсе. Мне очень баня сельская понравилась, - разоткровенничалась Инга. Она рассказывала, что ее мать, Криста Вольф, много лет искала пропавшего мужа, до сих пор она с нежностью вспоминает своего "официра Вазилия", но приехать на его родину уже не может - нет сил. Инга работала медсестрой, теперь на пенсии, живет с дочкой, внуком и внучкой в бывшем Карл-Маркс-Штадте, которому вернули старое имя Хёмниц.

Перед отъездом Инга пригласила всех к себе в гости, Германию. В ответ Платоновы засмеялись: их собрать теперь непросто. Потомки Василия и его умершей недавно удмуртской жены Дарьи живут в селах Николашкино и Поповка, в Рязани и Нижневартовске, башкирском Октябрьском, челябинском Чебаркуле. Всего их - дочерей, внуков и правнуков Василия Платонова - одиннадцать в России. Да еще четверо, выходит, в Германии.

На прощание они - немка и россияне - по-родственному обнялись и поцеловались.

Наблюдая за этим, я подумал: наконец-то мы, в канун 60-летия Великой Победы, кажется, выздоравливаем. Офицер Платонов принес в Германию не "смерть за смерть", а любовью смерть эту попрал. Благодаря его любви бывшие кровные враги не только простили друг друга, но и породнились.

Дай-то Бог!

Николай СОРОКИН.
Собкор ИТАР-ТАСС