Технологии не только делают нашу жизнь проще, но и меняют ее до неузнаваемости. Профессии трансформируются быстрее всего — и за последние десятилетия человевечество, кажется, устало бояться конкуренции со стороны машин. Однако сейчас, в свете пандемии, мы стоим на пороге беспрецедентной автоматизации труда — будущее без работы уже наступает. Книга английского экономиста и бывшего советника при британском правительстве Дэниела Сасскинда — подробное руководство к новой экономической реальности и развенчание заблуждений о «замене человека роботом».

Впервые перевод с английского сделан Яндекс.Переводчиком. Часть фрагментов текста редакторы оставили без редактуры, чтобы каждый мог убедиться в невероятных возможностях самообучаемых алгоритмов и самостоятельно решить, друзья они нам или враги:

Государство, поддерживающее труд

До сих пор считалось само собой разумеющимся, что экономика движется к меньшему количеству работы. Поэтому казалось, что роль Большого государства — следовать в том же направлении, вмешиваться и перераспределять экономическое благосостояние, создаваемое новыми технологиями, если рынок труда — традиционный распределительный механизм — с этой задачей уже не справляется. Однако есть альтернатива: можно сопротивляться движению в этом направлении. В таком случае Большое государство действовало бы противоположным образом, т. е. не следовало бы пассивно за техническим прогрессом, а активно защищало бы мир труда от происходящих изменений.

В ответ на эту мысль я могу покачать головой и одновременно кивнуть. Экономист во мне видит мало причин защищать рынок труда в попытке удержать всех на традиционной оплачиваемой работе. В конце концов, с неумолимой экономической точки зрения, у работы есть только две цели: сделать экономический пирог больше или обеспечить каждому свой кусок. Но работа — не единственный способ достижения этих целей. Новые технологии, вытесняющие людей с работы, будут продолжать увеличивать пирог, и такие методы, как УБД, позволяют нарезать его даже в мире с гораздо меньшим количеством работы. Так почему же мы вообще должны сопротивляться движению в этом направлении? Один из очевидных ответов состоит в том, что работа преследует не только экономические цели — об этом речь пойдет в последней главе. Но чисто экономические аргументы в защиту мира труда звучат не очень убедительно.

И все же я ловлю себя на том, что киваю в знак согласия, просто чтобы уйти от ответа. Мир с меньшим количеством работы не возникнет в одночасье. Спрос на человеческий труд будет снижаться прерывисто, начиная с небольших ниш на рынке труда и набирая темп с течением времени. При этом изменения постепенно начнут проявляться не только в количестве, но и в качестве рабочих мест, в оплате. В свою очередь, по мере сокращения спроса на людей их экономическое значение уменьшится, вследствие чего они потеряют влияние и им будет все труднее сопротивляться стремлению жадных до прибыли работодателей платить им как можно меньше. Уже сегодня у работников не очень прочное положение: в развитых странах профсоюзы сильно ослабли в последние десятилетия.

Это означает, что Большое государство может не только попытаться изменить направление движения или пассивно следовать за ним, но и выбрать альтернативный вариант, начав поддерживать труд. Оно способно помочь работникам во время переходного периода и проследить за качеством и достойной оплатой остающихся профессий. Цель состоит не в том, чтобы изменить пункт назначения, а в том, чтобы сделать путь максимально гладким для работников.

Пока есть работа, которую нужно выполнять, государство будет содействовать тому, чтобы она была «хорошей», тем более что работникам, действующим в одиночку, будет все труднее этого добиваться. Джон Кеннет Гэлбрейт обозначил различные силы, сдерживающие концентрацию экономической мощи, термином «уравновешивающая сила». В XXI веке, когда уравновешивающая сила работников сходит на нет, государство должно выступить от их имени.

Мы должны реалистично оценивать возможности государства в отношении поддержки труда. Широко распространена точка зрения, что нам нужно просить фирмы разрабатывать новые технологии, дополняющие, а не заменяющие человека, тем самым помогать работникам, а не вредить им. Генеральный директор Microsoft Сатья Наделла назвал это «грандиозным вызовом» . Но если такие разработки не отвечают финансовым интересам компаний, то это все равно что просить их о благотворительности — идеалистическая, нереалистичная основа для крупномасштабной институциональной реформы.

По сообщению New York Times, на Всемирном экономическом форуме 2019 года в Давосе крупные бизнесмены публично обсуждали, как сдержать «негативные последствия внедрения искусственного интеллекта и автоматизации для рабочих», но в частном порядке разговоры шли о «другой истории — стремлении автоматизировать собственные мощности, чтобы оставаться впереди конкурентов».

Мы должны определять характер функционирования институтов исходя из того, как ведут себя люди. Их нужно принимать такими, какие они есть в экономической жизни, т. е. эгоистичными и пристрастными, а не какими мы хотели бы их видеть — доброжелательными и беспристрастными. По этой причине поддержка труда со стороны государства должна направляться прежде всего на изменение реальных стимулов работодателей — их следует заставить теснее увязывать свои интересы с интересами общества, частью которого они являются.

Работодателей и общество может сплачивать налоговая система. В США, например, она в настоящее время невольно поощряет автоматизацию, предоставляя тем, кто заменяет людей машинами, «некоторые серьезные налоговые преимущества»: так, они не обязаны платить налоги с зарплат работников . Проблема заключается в том, что эта система, созданная в Век труда, была предназначена для увеличения доходов в значительной степени за счет налогообложения работодателей и наемных работников. Она не была предназначена для мира с меньшим количеством работы. Устранение таких преимуществ позволит избавиться от этого стимула к автоматизации.

Можно внести изменения и в законодательство. Например, ведутся постоянные споры о правовом статусе водителей Uber. Являются ли они самозанятыми, как утверждает Uber, зарабатывающими на жизнь, предоставляя водительские услуги, или же они сотрудники Uber и могут претендовать на отпуск, пенсию, минимальную заработную плату и все другие права, связанные с этим статусом? В данном случае государство, поддерживающее труд, должно помочь этим работникам и изменить закон таким образом, чтобы обеспечить им защиту, аналогичную той, что предоставляется представителям других профессий.

Опираясь на установленные нормы минимальной заработной платы, можно законодательно определить новый уровень, ниже которого не может опускаться уровень оплаты труда.

Здесь есть простор для новаторства. Традиционно политики устанавливают минимальную заработную плату, учитывая уровень жизни и стремясь сделать так, чтобы даже у самых низкооплачиваемых работников было достаточно средств для существования. Но есть и другие критерии, которые можно было бы использовать в дополнение к этому. Например, отличительной чертой многих трудноавтоматизируемых ролей, таких как работа по уходу и преподавание, является огромный разрыв между их экономической и социальной ценностью: эта работа, как правило, плохо оплачивается, но признается чрезвычайно важной. Один опрос, проведенный в Великобритании, показал, что 68% людей считают, что медсестрам недоплачивают; в США 66% полагают, что у учителей государственных школ слишком низкие зарплаты. Когда государство, поддерживающее труд, вмешивается, чтобы повлиять на заработную плату, оно может воспользоваться возможностью сократить этот разрыв.

Аналогичным образом политики традиционно заботятся о регулировании продолжительности рабочего дня. В Европе по закону работодатель не может заставить вас работать больше 48 часов в неделю. Другие страны стремятся к сорока часам. Крупнейший профсоюз Германии в 2018 году даже обеспечил своим членам 28-часовую рабочую неделю (а заодно и повышение заработной платы на 4,3%) . Однако со временем, возможно, есть смысл установить ограничения на количество не только часов, но и дней в неделю. Например, в 2018-м Британский конгресс тред-юнионов, представляющий 48 профсоюзов и 5,5 млн их членов, призвал ввести четырехдневную рабочую неделю в ответ на автоматизацию . С такими предложениями нужно будет считаться.

Еще одна мера поддержки со стороны государства довольно очевидна: речь идет о поощрении новых форм организации труда. В XXI веке профсоюзы должны не только помогать рабочим реагировать на технологические изменения, но и использовать сами технологии для преобразования труда. В настоящее время то, как профсоюзы привлекают новых членов, собирают средства, формулируют требования и осуществляют свою власть, часто удивительно похоже на устаревшие методы, использовавшиеся на протяжении многих веков. Лишь немногие профсоюзы предоставляют своим членам доступ к специализированным платформам электронного посредничества или системам разрешения споров, несмотря на успех последних в других сферах. Социальные сети и цифровые инструменты остаются периферийными для старомодных профессий; «связующее действие», когда люди используют технологии для координации и сотрудничества, в значительной мере распространяется за пределами традиционных профсоюзов . Отчасти это объясняет, почему среди их членов так мало молодежи: она просто не считает, что сегодняшние профсоюзы способны дать адекватный ответ на современные вызовы. В Великобритании менее 8% работников в возрасте от 16 до 24 лет состоят в профсоюзах (среди тех, кто является членами, 40% составляют люди в возрасте от пятидесяти и старше) . Фрэнсис О’Грейди, лидер Конгресса тред-юнионов, признает проблему: «Профсоюзы тоже должны измениться — измениться или умереть» .

Подобно тому как технологическая безработица не наступит в одночасье, нет никакой необходимости в том, чтобы Большое государство утвердилось в ближайшие недели. Но со временем потребность в нем будет только расти. Некоторое сочетание этих трех ролей (распределение доходов, распределение капитала, поддержка труда) в конечном счете потребуется, чтобы удержать от распада наши общества. Эта глава не может точно описать характер таких ролей. Нет никакого окончательного перечня мер для всех стран. Существует множество различных способов, при помощи которых Большое государство могло бы справиться с технологической безработицей. Как именно достичь наилучшего баланса между ними, должны определять граждане каждой конкретной страны, руководствуясь своими уникальными нравственными установками и политическими предпочтениями.

Одна из ключевых проблем развития современной социальности – роботизация, помимо всего прочего, порождает луддистские фобии о полном вытеснении машин человеком, наступлении эры масштабной безработицы и неминуемой маргинализации общества.

Смысл книги Сассикнда «Будущее без работы: технология, автоматизация и стоит ли их бояться» не в развенчании мифа о восстании машин, а в рефлексии по поводу принципиально новых вызовов будущего.

Ковидокризис привел в том числе и к коллапсу на рынке труда, однако масштабная роботизация позволит в будущем избежать таких последствий. Когда экономика замедляется, автоматизация набирает обороты.

Ковид-19 усиливает стимул заменить людей машинами и делает нас приветливее к технологиям.

Высокотехнологичный мир будущего – это не мир труда и работы. Технологии ближайшего будущего позволят создавать прибавочный продукт, достаточный для решения проблем продуктовой безопасности и роста благосостояния всего общества.

Сассикинд полагает, что решение экономических проблем приведет к возникновению трех других, не менее важных проблем: справедливое распределение ресурсов, контроля технологий, которые обеспечивают благосостояние и экзистенциальной проблема заполнения досуга для граждан.

Источник: https://t.me/russica2/35179